Утром 18 мая 1973 года пять рабочих лесосеки в районе речки Арша, что находится в 97 км западнее Читы, услышали над собой взрыв. Было около 10 утра по местному времени. Подняв голову, они увидели обломки падающего самолета и летящие вниз тела. Позднее трупы, многие из которых были без одежды, и обломки самолета были обнаружены на участке протяженностью 10 км. Всего на том злополучном борту Ту-104А, с регистрационным номером СССР-42379, находилось 68 взрослых пассажиров и 4 ребенка, а также 9 человек экипажа. Самолет 201-го летного отряда вылетел вечером 17 мая из столичного аэропорта «Домодедово» и после посадок в Челябинске и Новосибирске прибыл в Иркутск, где произошла смена экипажа.
19 мая 1973 года рано утром мне позвонили домой и сказали, чтобы я немедленно явился в облисполком в связи с чрезвычайным происшествием. В кабинете председателя собралось местное начальство: председатель и заведующие отделами облисполкома, инструктор обкома партии, зав. облздравотделом, прокурор области, а также следователь прокуратуры, начальник Бюро СМЭ и я. Совещание начал прилетевший из Москвы крупный начальник КГБ, если не ошибаюсь, в звании генерала. Вел он себя как самый главный, несмотря на высшее руководство области, коротко и как-то нехотя, он сообщил, что накануне, 18 мая, при посадке потерпел аварию рейсовый самолет ТУ-104 Москва-Чита, все погибли. Есть подозрение, (хотя ему это было известно точно), что самолет взорван на высоте около 6 тысяч метров. Задача состоит в том, чтобы за один день вскрыть все трупы и на завтра представить документы. Все должно быть выполнено совершенно секретно, никому о случившемся и о результатах экспертизы ничего не сообщать. По всем вопросам обращаться (тут он слегка повернулся и показал на человека в форме юриста) к следователю по особо важным делам при Генеральной прокуратуре СССР Любимову. И все! «Приступайте к организации работы», – подытожил он. Однако никто не уходил, и после некоторой заминки и подавленности я спросил: сколько трупов? Генерал неохотно и не глядя на меня, ответил: 76 пассажиров и экипаж. Я спросил, надо ли их вскрывать, исследовать или только произвести осмотр? Генерал, не поворачиваясь ко мне, недовольно спросил председателя облисполкома, имея в виду меня: «кто такой?». Получив ответ, что это председатель постоянной комиссии по здравоохранению и соцобеспечению облисполкома (а я с места добавил: «эксперт, заведующий кафедрой судебной медицины»), он раздраженно сделал мне замечание, что я не понял задачу, что это приказ, который надо выполнять без обсуждений и вскрывать по всем правилам, оформляя полноценные документы. Вмешался зав. облздравотделом: с почтением обращаясь к генералу, он сказал, что здесь присутствует начальник Бюро – человек опытный в практической работе и все будет сделано. Но тут поднялся сам начальник Бюро – Большов Лев Александрович (недавно мы с ним вспоминали эту экспертизу в станице Вешенской, куда он переехал жить к дочери, заведующей отделением судмедэкспертизы). Он сказал, что все это выполнить в один день невозможно, назвал количество экспертов Бюро и кафедры, санитаров и машинисток. Генерал назидательно, строго и несколько презрительно повторил, что все возможно, когда есть приказ, «только скажите конкретно, сколько нужно помощников». Услышав ответ, он тут же приказал вызвать всех экспертов из Иркутска и Улан-Уде, и они прибыли в этот же день (почему-то не были вовлечены военные эксперты, имевшие больший опыт экспертизы авиатравм). К неудовольствию генерала, Л.А.Большов не унимался: надо всех летчиков и подозрительные трупы направлять в секционную кафедры, где есть стационарный рентгеновский аппарат, а я добавил, что один секционный стол кафедры и пять столов Бюро СМЭ недостаточны для такого количества трупов. Зав. облздравотделом предложил использовать патанатомические морги всех больниц, а председатель облисполкома заключил: все остальное обсудите со следователями.
Следует отметить, что слух об аварии в городе прошел еще накануне. Встречающие в аэропорту трижды слышали объявление о задержке рейса (это когда уже было точно известно о его падении!), они заподозрили неладное по поведению работников. Ни на какие вопросы, никакие организации им не отвечали. А ведь многие встречали близких родственников, среди пассажиров были и наши знакомые. Этим рейсом возвращались с совещания в Москве заместитель заведующего облздравотделом и директор медучилища.
Как потом мы узнали, 18 мая были привлечены военные для поисков и сборов трупов в тайге. Их собрали в ангаре аэропорта, а 19 мая опытный эксперт и следователь распределяли их по моргам. На кафедру были доставлены 9 трупов: членов экипажа, четверо из которых, находились в кабине и двух подозреваемых в причастности к взрыву. У здания кафедры, как и при моргах, дежурили автоматчики, не пропускавшие без разрешения никого. А надо сказать, что желающих было много: это представители партийных и советских органов, прокуратуры и милиции, которых приводило сюда не только любопытство, но и желание быть информированными и прикоснуться к столь важному событию. Машиностроительный завод Читы срочно изготовил цинковые гробы, предназначенные для вскрытых трупов. Дежурные рабочие разместили перед входом на кафедру 9 цинковых гробов и по мере готовности закрывали их и запаивали. По мере накопления приезжали грузовые машины, которые наполнялись гробами и везли их в аэропорт, откуда самолетом отправляли в Московский крематорий, а оттуда привозили урны, которые выдавались родственникам. Трудно объяснить эти абсурдные правила и жестокость по отношению к родственникам. Многие пытались найти в морге своего сына, отца, супруга, чтобы до отправки в крематорий проститься с ним, но от них скрывалось место пребывание тела, они не допускались в морги, а о получении согласия на кремирование от родственников – и речи не было.
В середине дня (19 мая) к нам привезли тело мужчины, без одежды, у которого вся передняя поверхность туловища, органы грудной и брюшной полостей, а также правая нижняя конечность с частью ягодицы и поясничной области отсутствовали. Голова была резко деформирована, сплюснута с боков с запавшими внутрь глазными яблоками, множеством мелких линейных ран на поверхности и обнажением отломков костей в теменной области. На шее по передней поверхности отсутствовала кожа в месте с органами шеи, на которой удерживался галстук темно-синего цвета, обвязанный обычным узлом. На уровне левого лучезапястного сустава отсутствовала кисть, также как и правая рука на уровне верней трети предплечья, поверхности отделения было размозжены, с множеством кожно-мышечных лоскутов свисающих на разном уровне. Было ясно, что это и был тот самый труп, который искали среди всех остальных.
Мы тут же об этом сообщили московскому следователю Ю.Любимову, и попросили дать задание отыскать оторванную правую ногу. Предварительно на основании осмотра мы отметили, что незадолго до взрыва неизвестный был в вертикальном положении с приведенными к области верхней части груди руками, в который держал взрывное устройство, о чем свидетельствовали оторванные кисти и передняя поверхность туловища на уровне всей грудной области, а также ушибающее действие газов и опаление лица и волос.
Вскрытие производили 20 мая, а закончили все исследования и заключение 21 мая. Постановление было вынесено следователем по особо важным делам при генеральной прокуратуре СССР государственным советником юстиции 3 класса Ю.Любимовым, одно на 86 трупов, в котором записано, что 18 мая 1973 года в 3 часа 30 минут вблизи аэропорта г. Читы, на высоте около 7000 метров потерпел катастрофу пассажирский самолет ТУ-104, который упал в лес. Все пассажиры и экипаж погибли. На разрешение экспертизы было поставлено 13 вопросов. Исследование трупа производилось мной и ассистентом кафедры Б.В.Лозовским, в присутствии следователя городской прокуратуры. К утру из морга горбольницы, доставили правую нижнюю конечность с частью обнаженной ягодицы и тазовыми костями и обнаженной головкой бедренной кости и осколком длиной 18 см. На бедре, голени, стопе имелось множество рваных ран и ссаднений. Были измерены все части конечности, особенно стопа, описаны линия отделений, взята мышца для определения группы. Весь труп и отдельно эта конечность подверглись рентгенографии, на рентгенограммах из области спины, особенно на обеих стопах и голенях были обнаружены множество идентичных металлических частиц, что вместе с другими данными позволило утверждать, что доставленная нога принадлежит трупу. Кроме оторванных передней стенки туловища и нижней конечности, на трупе имелось множество рваных ран, открытых и закрытых переломов почти всех костей черепа, туловища и конечностей. Совершенно неожиданным оказалась огнестрельная пулевая рана на спине со всеми признаками входного отверстия, это подтверждалось стереомикроскопическим и участково-послойной рентгенографией кожного лоскута, а также контактно-диффузионным исследованием, при котором с помощью рубеановодородной кислоты в метаноле было доказано наличие меди вокруг огнестрельной раны. Об этом сразу после всех исследований по телефону я сообщил следователю. Тот выразил недоверие, срочно приехал и, отметив, что пулевой раны быть не должно, внимательно все осмотрел и выслушал объяснения. Вскоре он приехал с генералом, который отметил важность сенсационной находки, выслушал и предупредил, что ошибки быть не должно. Важным для следствия была идентификация личности, которая была затруднена тем, что не было одежды, голова была деформирована, лицо с множеством повреждений, правая нога отделена от туловища, конечности и другие кости скелета с множественными переломами. Пользуясь тем, что был проректором института, я по своей инициативе привлек высококвалифицированных специалистов: анатомов, челюстно-лицевого хирурга, ортопеда-стоматолога, рентгенолога.
Затем вместе с анатомами и рентгенологом мы провели антропометрические и рентгенологические исследования всех целых и пригодных для измерений костей скелета. Возраст определяли с учетом размеров ключиц (по Н.С.Механику), степени облитерации костей черепа (по В.П.Воробьеву, В.Н.Тонкову, Г.Ф.Иванову), по времени синостоза больших рогов с телом подъязычной кости (по Гладышеву), по стертости эмали зубов. Учитывая полученные показатели, был сделан вывод, что возраст неизвестного мужчины составляет 30-35 лет. Длина тела при исследовании трубчатых костей (по данным Троттера и Глезера) с поправками составила 158-165см. Длина подошвы стоп была по 24 см. Подробно, вместе со стоматологами, изучался стоматологический статус: установлена врожденная диастема между первыми верхними резцами в 3 мм, кривизна челюсти степень стертости эмали. Особенно подробно изучались качество и особенности протезирования моста, золотых и стальных коронок и литка.
В целях восстановления головы и лица изнутри были скреплены все отломки костей, проведено шинирование, тонкими капроновыми нитями ушивание всех ран, но кожные покровы по всему лицу были покрыты красноватой корочкой от ушибающего и термического действия газов при взрыве. Судебно-биологическая экспертиза установила группу крови неизвестного мужчины, судебно-химическое исследование ткани головного мозга и мышц на алкоголь дало отрицательный результат, было выявлено 2% окиси углерода. Зав. сектором по исследованию взрыва московского НИИ судебных экспертиз изъяла с области повреждений кожи пробы на химическое определение продуктов взрыва. Ортопедом-стоматологом были выполнены слепки с правой ушной раковины, получены оттиски с верхней и нижней челюсти и отлиты модели челюстей из гипса. Все материалы были переданы следователю.
Весь предыдущий месяц я работал над рецензией к информационному письму судебно-медицинского эксперта из Запорожья А.Н.Ратневского, которое мне прислал Главный судмедэксперт СССР проф. В.И.Прозоровский. Предлагался метод восстановления первоначальной формы колото-резаной раны, изменившейся при высыхании. Проверяя эффективность его, я успешно восстанавливал также и ушибленные и огнестрельные раны, а теперь решил использовать и с целью восстановления кожи лица неизвестного мужчины. Был приготовлен первый уксусно-спиртовый раствор Ратневского, в который после промывания в проточной воде была помещена на сутки, а затем еще на ночь отделенная голова. После этого реставрированная голова была сфотографирована в фас и профиль с обеих сторон. Эта фотография с описанием некоторых индивидуальных признаков была передана по линии КГБ была передана телеграфу. На следующий день кафедру посетил сияющий генерал, который сказал, что террорист установлен, это некий Рзаев из Кировабада, который несколько лет назад служил в армии сапером в этих краях. Он показал нам любительскую фотографию молодого мужчины в белой рубашке, который совсем не был похож на человека с нашей фотографии. Однако генерал пояснил, что эта фотография сделана несколько лет назад. На мое удивление, как можно в такой стране за сутки установить личность мужчины, он пояснил, что это работа тысяч сотрудников, «в том числе и вас». Поблагодарил и пообещал, что представит генеральной прокуратуре предложение нас отметить. Голову я попросил оставить в музее, как экспонат, и она пользовалась большим вниманием наших студентов. Но через какое-то время к нам явился сотрудник КГБ, составил протокол и изъял голову для захоронения.
Судебно-биологическая экспертиза установила группу крови неизвестного мужчины, судебно-химическое исследование ткани головного мозга и мышц на алкоголь дало отрицательный результат, было выявлено 2% окиси углерода. Зав. сектором по исследованию взрыва московского НИИ судебных экспертиз изъяла с области повреждений кожи пробы на химическое определение продуктов взрыва.
Интересно, что эта катастрофа вошла в историю как самая трагическая попытка угона гражданского самолета, о которой впервые сообщила «Комсомольская правда» 8 ноября 1991 года. И хотя не все в газетной статье было изложено так, как это было, но кое-что мне стало известно из ее содержания впервые.
Так, следствием установлено, что за 200 км от Читы, на высоте 6 тысяч метров самолет начал посадку. В это время к стюардессе подошел мужчина и потребовал изменить курс на Китай, с которым тогда были напряженные отношения. Тут же требование было доложено командиру экипажа, который связался с начальником отряда аэропорта Читы. Позже мне рассказывал начальник Читинского отряда, что было в тот час на земле. Содержание магнитофонной записи примерно такое: из салона поступило требование срочно прекратить снижение и лететь в Китай, иначе самолет будет взорван. В ответ тишина, а потом вопрос: «на какой вы высоте?». Раздраженный и взволнованный командир борта ответил: «на 6 тысяч 600!» – и вновь пауза. Начальник отряда досадливо заметил, что мы, находящиеся рядом, сразу поняли ситуацию, кто-то даже предложил, чтобы летел в Борзю (аэропорт которого сойдет за китайский). Но принять решение и здесь, на земле, как и командир в экипажа в полете, мы не могли сами: надо было запросить местное управление КГБ. А тем временем сопровождающий сотрудник дорожной службы милиции (за 3 года до этого, после угона самолета в Турцию и гибели бортпроводницы Надежды Курченко, было принято решение в первом салоне иметь сопровождающего милиционера) – молодой человек в штатском костюме выстрелил в мужчину, который держал в руках взрывное устройство, и произошел взрыв. Возможно, это был взрыватель обратного действия, то есть срабатывал, когда нажатую пальцем кнопку террорист отпустил. Но может быть пуля, пробив грудную полость на уровне лопатки сзади, попала во взрывное устройство, которое сдетонировало и привело к взрыву. Одно ясно, что стрелять было нельзя, но милиционер Ежиков действовал по инструкции, переговоры с врагами система не допускала.
В результате различных экспертиз, было выявлено, что взрыв произвёл пассажир Чингис Юнус-оглы Рзаев(Тенгиз Юнуф-оглы Рзаев), 1941 года рождения, который сел в Иркутске. При попытке его обезвредить, милиционер Владимир Ёжиков выстрелил террористу в спину.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что никто из наших экспертов не имели опыта исследования трупов людей, погибших в авиакатастрофе, не знали мы и взрывную травму. Относительно редкими, по сравнению с настоящим временем, были и трупы неизвестных лиц. Обычно их опознание проводилось на основании внешних данных работниками милиции, уровень идентификационных исследований был значительно ниже сегодняшнего.
Описанный случай – не пример образцовой экспертизы, а отражение политической системы, в которой мы жили и работали.