– Нет, ну ползернышка в день — это вообще ни о чем, – Крот раздраженно поскреб небритый подбородок и пощелкал счетами. – Хотя… это сто восемьдеся два зернышка в год, уже кое-что. Так, проценты… Все равно не бизнес.
– Что же ты так мало жрешь? – он с упреком посмотрел на Дюймовочку. Та виновато развела руками.
– Потребности такие.
– Меня такие твои потребности не устраивают. Бери три зернышка в день. Это в год выходит тысяча девяносто пять зерен. Тогда есть смысл работать. Иначе бизнеса не будет.
– Какого бизнеса? – Дюймовочка удивленно посмотрела на Крота. – Ты же вроде жениться на мне хотел? И собрался своей жене еду продавать? Мы, как-никак, одной семьей будем…
– Семья одна, а счета разные, – ворчливо ответил Крот. – Если я кому попало зернышки раздавать буду — сам по миру пойду. Жены, дети, братья… О! Дети!
Крот опять яростно заклацал деревянными счетами.
– Допустим, двое… нет, трое! Итого, три тысячи двести восемьдесят пять, плюс мама, да проценты — четыре с половиной! Пошло дело, пошло… А, допустим, пятеро…
– Как «дети»? – обескураженно спросила Дюймовочка. – Разве родители не поровну в детей вкладывают?
– Дети больше маму любят, – отрезал Крот. – Поэтому с мамы больше брать надо. А на остаток я даю тебе кров.
– Вот это говно – «кров»? – спросила Дюймовочка, обводя рукой сырую и засраную по углам нору.
– А что такого? – пожал плечами Крот. – Деды мои так жили, и ничего. И ты поживешь. В общем, подведем итог. Я тебе поставляю четыре тысячи зернышек в год по формуле, «жри или плати». Сейчас я контракт накидаю.
– Так детей же пока нет!
– Значит зернышки пока у меня полежат, депозитом. Но свою пайку ты обязана выкупать из расчета тысяча сто зернышек в год, оплата авансом, под залог… э, у тебя, вообще, недвижимость есть? Где ты живешь?
– В цветке.
– В цветке… – недовольно проворчал Крот. – Ну, это сезонный товар, на восьмое марта, на святого Валентина. На День Дедов гвоздики еще можно продавать, хорошо берут — но мелкими партиями. Всего по три гвоздички, а есть такие, что вообще по одной, фашисты, Дедов не любят. Ладно, остаток долга отработаешь.
Крот покопался в груде инструментов, сваленных у стены, позвякал какими-то железяками и вытащил ржавое кайло.
– Три зернышка в день — три метра проходки под землей. Ну и цветы, конечно, перепишешь на меня. Мысли позитивно, коммерчески!
Дюймовочка задумалась коммерчески и позитивно.
– В принципе, есть знакомая Ласточка. – задумчиво сказала Дюймовочка. – Она, правда, насекомоядная, но через нее можно выйти на кур со Двора, а те склюют, сколько не дай. Я им передаю излишки, а они рассчитаются яйцами. Окау, давай свой контракт.
– Нет-нет, – забеспокоился Крот, – Так не пойдет. Зернышки только тебе, на рынок они не выходят, или ты мне цену собъешь! Что это будет, если зернами начнут торговать все? Это падение цен мне в небо не уперлось.
– Но я одна не съем столько!
– Старайся! Жри или плати, а перепродавать нельзя. Я сам перепродам, давай контакты своей насекомоядной Ласточки. – Крот опять поскреб небритый подбородок, но уже возбужденно. – Во поперло! А казалось — явно убыточный контракт.
– Кстати, о насекомоядной Ласточке, – подозрительно сприсила миниатюрная девушка — Ты ведь тоже насекомоядный. И откуда у тебя зерна?
– Под амбар подкопался.
– Но амбар во дворе, по ту сторону забора! А ты сам говорил, что границы твоего хозяйства от забора до реки…
– Нора не имеет границ! Нора имеет только горизонты! – надменно ответил Крот. – Слышала такое выражение «подземный горизонт выработки»? Вот это оно и есть. Деды копали, а только дорыл немножко — и оно само сверху посыпалось. Тепрь мое. Так, я вношу в контракт «перепродажа зерна запрещена» – подписывай, и бегом под венец.
– Понятно. Краденое, значит. – Дюймовочка передернула плечиками и двинулась к лесенке, ведущей на поверхность. – И сам же подрываешь корни, на которых эти зерна растут!
– Умная сильно, да? И куда это мы собрались, кстати? – ехидно спросил Крот, нехорошо поигрывая ржавым кайлом. – Ай-яй-яй, из-под венца бежим! Мы же — одна семья. Почти. Одну закорючку поставить осталось. Смотри, я могу обидеться, и тогда норма проходки за три зернышка в день будет не три метра, а пять. А будешь выделываться, — Крот выразительно поиграл кайлом, – тут и хоронить особо не надо, хе-хе. Сама понимаешь — где находимся.
Дюймовочка вздохнула, и полезла в маленькую сумочку.
– И тут она достула оттуда расческу, и зачесала меня насмерть! – окончательно развеселися Крот. – Нет, запшикала дезодорантом! Заколота губной помадой. Слушай, а денежка в сумочке есть? Лучше заплати мне так много, чтобы я помер!
Но Дюймовочка достала из сумочки не расческу, а крошечный свисток, и подула в него. Свисток не издал ни звука.
– У нее даже свисток не работает, – Крот отсмеялся, и только всхипывал время от времени. – Нет, ну ведь реально, пропадешь ты без меня, дурочка. Короче, ставь подпись, бери шанцевый инструмент, и вперед — к новым горизонтам. Еда вечером, авансовых расчетов я не признаю.
– Свисток работает, – спокойно ответила Дюймовочка. – Просто это ультразвук.
– «Ультра» — что?
– «Звук». Одни его слышат, другие — нет.
– Ага, ага, – понимающе покивал Крот. – Что-то вроде молитвы. Ну ладно, помолись перед работой, да принимайся за труд, помолясь. Или ты ждешь, что с небес кто-то явится?..
С потолка норы внезапно посыпалась земля и какие-то корешки, раздался скрежет, и часть потолка обвалилась на пол, а в образовавшееся отверстие влез чудовищных размеров мокрый и подергивающийся собачий нос.
– Это что? – тупо спросил Крот.
– Не что, а кто. Это Сэми, хозяйский терьер. Славный парень. У него проходка за день, когда он в хорошем настроении, не три метра, а все триста. Про лису с Песчаного Холма слышал?
Крот молча кивнул.
– Его работа. Задушил и вытащил из норы. Или наоборот, сначала вытащил, а потом задушил. Я девочка, я в этом не разбираюсь. Сэ-э-ми, Сэмчик! Соскучился, старый ты разбойник! – Дюймовочка ласково потрепала страшный нос.
Нос выдернулся из пробоины в своде норы, в подземелье ворвался солнечный свет, и наверху что-то оглушительно дважды гавкнуло, как танк над ухом выстрелил. Затем нос воткнулся обратно в дыру, и скрежет когтей усилился. С потолка опять посыпались комья земли, заваливая отнороки.
Крот выронил кирку, лязгнувшую об пол.
– Для него один крот в день — это тоже «ни о чем», – задумчиво сказала Дюймовочка, поднимаясь по ступенькам. – Но триста шестьесят пять кротов в год — это «уже кое-что». Плюс премия от хозяина за уничтожение вредителей.
Дюймовочка откинула лючок и полезла наружу. Потом на мгновение вернулась и заглянула внутрь в нору. С потолка уже не сыпалось, а валилось, а в норе, кроме собачьего носа, белым и влажным отсвечивали клыки с добрый рельс размером.
– Да, слушай, если тебе не трудно — поставь закорючку там, где Сэми попросит. Тебе уже все равно, а ему для отчетности пригодится. Он, конечно, может тебя натурально, тушкой предоставить — но, согласись, парень свой легкий завтрак заработал. Не отказывай, не расстраивай меня напоследок, кротик мой.
Крот сидел на куче шанцевого инструмента и завороженно смотрел на лязгающие клыки-рельсы.
– Знаешь, как тяжело семью терять… – Дюймовочка притворно всхлипнула и поправила изящно уложенный локон.
Затем окончательно выбралась из норы, аккуратно закрыла за собой двецу люка и заперла его на наружный замок.
топ-автор
Автор публикации
